Есть люди, которые вообще никогда не были в театре. Есть такие, кто бывает раз в пять-шесть лет. Неужели они что-то теряют?
Психология развивается семимильными шагами — и мы сегодня знаем куда больше, чем знали раньше. О чтении, скажем, знаем, что, кроме информационного насыщения, эстетического наслаждения и конструктивного времяпрепровождения умение трансформировать буквы в образы тренирует мозг, организует образование новых нейронных связей, увеличивает продолжительность и качество жизни, сохраняет память.
О пении, к примеру, знаем, что оно, кроме радости творчества и глубины самореализации, приносит еще и здоровье внутренним органам, так как гармонизирует внутренние процессы в организме. И о театре современная наука знает куда больше, чем просто «развлечение», «приобщение», «культурный досуг».
Древние греки считали, что главное в театре — это достижение катарсиса, особенного душевного состояния, вызванного эстетическим переживанием. Во время катарсиса человек освобождается от всех аффектов, тревожащих его в обычное время, и испытывает своеобразное чувство очищения, высвобождения, чистой радости от чистых, ничем не омраченных и осложненных эмоций, не обязательно, между прочим, позитивных в истоке.
Когда мы плачем над трагедией главного героя, от души смеемся над поражением злодея, умиляемся над трогательной картиной чужого счастья — причем делаем это в полной мере, переживая свои эмоции целиком, не отвлекаясь ни на что иное — мы испытываем катарсис.
«Потрясение», «освобождение», «избавление от ложных мнений» и даже «душевный оргазм» — так определяют катарсис современные теоретики искусства.
Однако такой катарсис можно испытать не только в театре. Опытные читатели знают: глубина сопереживания и очищение от ложных реакций возможны и над книжными страницами. В моем детстве книгой, безусловно вызывавшей наивысшее сопереживание и катарсические слезы у всех — и у мальчишек, и у девчонок — был «Овод» Этель Лилиан Войнич, сегодня это — «Бегущий за змеем» Халеда Хосейни.
Да и мало ли было написано и пишется сейчас прекрасных книг, вызывающих душевный восторг?
Чувствительные к видеоряду натуры испытывают тот же катарсис у картин и фотографий, проникновение в образную систему которых ничуть не проще, чем «перевод» букв в образы.
Так зачем же человечеству еще и театр, столь сложное и затратное со всех сторон мероприятие?
Оказывается, дело тут вот в чем.
Театр — это не только пьеса, сюжет, герои, драматические перипетии и искрометные диалоги. Это не только сцена, декорации, костюмы, зрелищные мизансцены и световые эффекты. Это не только игра актеров и мастерство режиссера. В первую очередь театр — это возможность посмотреть и сопережить все это в зрительном зале вместе с другими людьми.
Оказывается, эмпатия, пережитая публично и совместно, открывает принципиально иные возможности перед человеком. Это самый настоящий сеанс коллективной психотерапии, позволяющий человеку отбросить повседневное и частное с тем, чтобы вернуться к общему, всечеловеческому, важному для каждого.
В наш век индивидуализма это кажется странным, но потребность в коллективной эмпатии, в одновременном переживании очищенных от индивидуального эмоций — базовая потребность человека. Именно из нее появилась культура — именно она держит нас в культуре. Может быть, это — и есть единственное, что принципиально отличает нас от других биологических видов.
Опыт коллективного переживания, коллективного достижения катарсиса питает шаманские и религиозные культы, им живы массовые демонстрации и масштабные мероприятия, он движет оупен-эйр-фестивали и концерты популярных исполнителей, и театр в этом ряду — одно из самых изысканных удовольствий.
Пример коллективного переживания во время оупен-эйр-фестиваля
Чем массовее, чем масштабнее мероприятие — тем проще переживаемая эмоция, чем камернее воздействие — тем более сложный комплекс переживаний может испытать каждый из зрителей.
Это свойство театра давно и широко используется врачами, целителями, служителями культов и даже просто шарлатанами. От благородного лечения заикания и до заряжения целебной воды — все это действительно действует и действительно происходит, но не потому, что на сцене стоит волшебник или фокусник, а потому, что аудитория в условиях театрального зала испытывает коллективную эмпатию — могущественную эмоцию.
Она может быть конструктивной — а может быть деструктивной. Сколько примеров, когда разгоряченная неосторожно (или умышленно) построенным зрелищем толпа шла громить электрички или метро. В этом отношении театр — наиболее безопасен: условия таковы, что «запустить» негатив практически невозможно.
И вот здесь и таится разница между хорошим спектаклем и плохим, хорошим режиссером и бездарным: одним удается запускать механизм коллективной эмпатии, другим — нет. На одних спектаклях зрители «в едином порыве» переживают целительный катарсис, на другом — нет. Оттого так тяжело разочарование после плохого спектакля — как после неудачного секса, который ничем не разрешился.
Пример коллективной эмпатии во время международного фестиваля студенческих театров «Тэатральны куфар» в Минске
Оттого и кризис театральный обычно бывает глубже и значительнее, чем кризис, скажем, живописи или скульптуры — последствия его всегда массовы, ибо от опыта коллективного театрального сопереживания отлучается не один, не два, не сто человек, а целое поколение зрителей.
А вы думали, что театр — это так непросто?
Свежие комментарии