Бестактность как национальная русская черта: откуда корни

Олег Батлук, блогер и автор книги «Мистер Эндорфин» размышляет о том, откуда у русских людей привычка задавать бестактные вопросы.

В нашей культуре мы легко задаем друг другу вопросы. Мы не сомневаемся, что имеем право на вопрос. 

Коллективизация и коммунальные квартиры зашили нам эту уверенность под подкладку.

Вместе с частной собственностью советская власть заодно искореняла и частную жизнь. В какой-то момент вся жизнь стала коммунальной, бабулькина лавочка во дворе была узаконена в масштабах целой страны. У серых мундиров с их сакраментальным «вопросы здесь задаю я» мы научились тому, что вопрос — это еще и форма власти. 
Мы искренне не отдаем себе отчета в том, что любой вопрос — это пересечение чужих границ. «Бестактность» — слово, почти исчезнувшее из наших словарей. 

Еще не замужем? А дети есть? А почему так мало детей? А почему так много детей? А вы официально расписаны? А чем ты болеешь? А это смертельно? А сколько тебе осталось? А почему так мало? А почему так много? А сколько ты зарабатываешь? Это в долларах? А почему так мало? А почему так много? А сколько тебе лет? А почему так много? А почему не садишься на диету? А зачем садишься на диету? А сколько стоит твоя машина? А сколько у тебя было мужей? А почему так мало? А почему так много?

И только попробуйте не ответить, сразу услышите, в той или иной форме, знакомое агрессивное шипение: вопросы здесь задаю я!

И не надо оправдывать вопрошающих, мол, они это искренне интересуются: никому вы не интересны. Все эти вопросы — не для ответов.

Вопрос — это всего лишь отмычка от вашей запертой двери. В нашей культуре отсутствует уважение к запертым дверям. В конце концов, всегда есть замочная скважина, нишу которой сейчас благополучно заняли разнообразные ток-шоу. 

А начинается все с самого детства. 

— Малыш, а как тебя зовут? — спрашивает вашего ребенка незнакомая тетенька или дяденька на детской площадке. 

И это тоже агрессия, пусть и не всегда настолько очевидная. Зачем вы хотите поговорить с моим ребенком? В нашей культуре ребенок — это дверь нараспашку, заходи, кто хочет. Нет уж, милые тетеньки и дяденьки, ребенок такая же запертая дверь, как и любая другая. Стучитесь, пока не настучали вам. 

Ой, зачем же ты так, автор, они же такие милые, эти тетеньки и дяденьки, они же из самых благих намерений. Спросите про благие намерения у ада. Научно исследовать не берусь, но на глазок, процентах в пятидесяти случаев дальнейший разговор незнакомцев с вашим ребенком будет выглядеть примерно так:

— Малыш, а как тебя зовут? 

— ...

— Ой, а это кто, твой папа или твой дедушка? А сколько у тебя игрушек? А почему так мало? А почему так много?

Нет, господа, ни у кого из нас нет никакого права на вопрос. Пора снимать с души кирзовые сапоги, в которых так удобно вышибать чужие двери.