Беспамятство

А 9 Мая годовой давности хочу забыть как дурной сон: беспокойный жаркий день, зачем-то военный парад в южном городе, наряженные в детскую «военную форму» младенцы, детские коляски в виде танков; на столбах удобренные дешевыми блестками железные георгиевские ленты размером с небольшую европейскую страну, на улицах теперь уже государственная пиар-акция «Бессмертный полк», превратившаяся за пару лет в массовое исступление; портреты Сталина в толпе; выставка достижений немецкого автопрома, рассыпающаяся в благодарностях дедузапобеду или застрявшая по дороге «на Берлин» в вечной городской пробке; ночной угар праздничных салютов; мумии российской эстрады, облачившись в «выцветшие» пилотки от Юдашкина, делают вид, что вспоминают прошлое: дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей.

Что мы празднуем? Почему мы празднуем? Почему мы празднуем День Победы громко, масштабно, как Киркоров — свой юбилей? Почему с танками по асфальту? В ответ возмущаются (опустим оскорбления): «Разве окончание кровавой бойни для вас не праздник?» Но тогда возникает другой вопрос: в своем ли вы уме, если окончание кровавой бойни празднуете с танками, шашлыками, плясками и детьми в камуфляже?

Дошло до того, что люди наряжаются в военную форму своих уже умерших дедушек или отцов, с орденами и медалями, и в таком виде приходят на парад. Что «Кубанские новости» публикуют под видом материала «Как сделать транспарант для акции «Бессмертный полк» совершенно ненавязчивую рекламу типографии: «...транспарант формата А-4 вам обойдется в 490 рублей, формата А-3 — в 690 рублей, двойной — в 1290 рублей». Какое невинное бесстыдство: если не хотите делать транспарант из пустой пластиковой бутылки и липкой ленты своими очумелыми ручками, типография такая-то выполнит любой каприз за ваши деньги. Так под прикрытием патриотизма наживались на войне и в саму войну.

«Каждый, кто помнит и чтит своего родственника — ветерана и участника Великой Отечественной, труженика тыла, узника концлагеря, блокадника или ребенка войны, — может присоединиться и выйти на улицы с его фотографией», — суть акции. А что, получается, если не выйти на улицу, чтобы слиться с толпой в экстазе под «порохом пропах», это будет означать, что вы не помните и не чтите своего родственника — ветерана и участника Великой Отечественной, труженика тыла, узника концлагеря, блокадника или ребенка войны? Или такое празднование Дня Победы нужно ветерану и участнику Великой Отечественной, труженику тыла, узнику концлагеря, блокаднику или ребенку войны?

Нужно ли оно миллионам погибших, нужно ли оно стране, потерявшей на фронтах и в лагерях — фашистских и сталинских — целое поколение?

Или оно нужно вам, чтобы поставить галочку в воображаемой графе «я помню», нарядив своего ребенка в мундир и заплатив оброк фотографу в детсаду, чтобы этому фотографу, зарабатывающему на таких детсадовских ряженых фотосессиях, было на что поехать летом в Испанию? Или оно нужно ребенку, который еще не умеет читать, зато голову ему уже забивают «патриотизмом», который пока для него пустой звук, а с годами под давлением может превратиться в один из ничего не значащих -измов?

Этот праздник со слезами на глазах и не был праздником первое время после Победы, не было парадов после Парада Победы 45-го года, пока были молоды вернувшиеся с фронтов и из плена, пока страна восстанавливалась после разрушений. 9 мая даже не было выходным днем. Праздновать со слезами на глазах и с салютами на парадах стали в 1965 году — по распоряжению Верховного Совета СССР, в застойное время, когда властям понадобился новый всенародный праздник, повод для гордости, — а «песня Победы» и вовсе появилась на десятилетие позже, когда размах увеличился.

И все же ему было далеко до нынешнего: в 80-х и 90-х годах 9 Мая хоть и праздновали, но поспокойнее — без головокружения от успехов; сознания не теряли. В последние годы День Победы, за отсутствием другой национальной идеи, кроме великой и сильной России, давящей бульдозерами прибалтийские сыры, стал национальной идеей — в очередной раз власти прикрылись фронтовиками. Танки на площадях даже небольших городов хорошо рифмуются с идеей отсоединения от остального мира — не празднующего, а вспоминающего ушедших, — и «особого пути». В него верят те, кому велели в это верить и дали иллюзию сильного государства. Как велели праздновать с 1965-го: кто теперь вспомнит, что по распоряжению?

Но есть что-то зловещее в том, что главной идеей живой страны становится ликование при тенях прошлого, тенях миллионов замученных и убитых, брошенных под танки и пулеметы, заклейменных предателями после плена, так и не похороненных, не вернувшихся, не найденных.

Что их не отпустят, не дадут упокоиться. И, когда вместо Дня памяти и скорби, тишины и размышлений эта живая страна под прикрытием того, что так хотели деды, устраивает день детских колясок в виде танков и повод для продолжения шашлычного первомая, появляется сомнение, насколько жива такая страна. Может, просто отключилась в беспамятстве.

Источник